Почитайте, не поленитесь, это Лермонтов К. Софья (насмешливо): Не правда ли, как он интересен, как милы его
глаза полные слёз! -
Наташа: Да, для меня очень занимательны.
ты уж в летах, скоро стукнет 19! Теперь не
пойдешь замуж, так, может быть, никогда не удастся. - Сиди в девках!
а у меня есть девочка — чудо... а как
пляшет!.. жжет, а не пляшет!..
а маленькая ножка, показываясь по временам, обещала тайные
совершенства, которых ищут молодые люди, глядя на женщину
как на орудие своих удовольствий; впрочем маленькая ножка
имеет еще другое значение, которое я бы открыл вам, если б
не боялся слишком удалиться от своего рассказа.
любовь — везде любовь, то есть самозабвение, сумасшествие,
назовите как вам угодно; — и человек, который ненавидит
всё, и любит единое существо в мире, кто бы оно ни
было, мать, сестра или дочь, его любовь сильней всех ваших
произвольных страстей
Наряды необходимы счастью женщины как цветы
весне.
Юрий был опытен, часто любил, чаще был любим,
и выучен привычкой читал в ее глазах больше, чем она осмеливалась
читать в собственной душе. — Она думала об нем и
боялась думать о любви своей; ужас обнимал ее сердце, когда
она осмеливалась вопрошать его...
В восторге поднял
он ее, прижал к груди своей и долго не мог выговорить двух
слов; против его сердца билось другое, нежное, молодое,
любящее со всем усердием первой любви. Они сели, смотрели
в глаза друг другу, не плакали, не улыбались, не говорили, —
это был хаос всех чувств земных и небесных, вихорь, упоение
неопределенное, какое не всякий испытал, и никто изъяснить
не может.
что такое две страсти в целом мире равнодушия?
Впротчем камни и земля всё поросло мохом, при свете фонаря можно различить в стене норы земляных крыс и других скромных зверков, любителей мрака и неизвестности
явился малый лет 17-и
глупой наружности, с рыжими волосами, но складом и ростом
богатырь...
о как сладки были эти первые, сначала
непорочные, чистые и под конец преступные поцелуи; как разгорались
глаза Анюты, как трепетали ее едва образовавшиеся
перси, когда горячая рука Юрия смело обхватывала неперетянутый
стан ее, едва прикрытый посконным клетчатым платьем,
когда уста его впивались в ее грудь, опаленную солнечным зноем.